Автор Шредингера. Почему на арт-рынке не принимают нейроискусство

Недавний скандал с галеристом Маратом Гельманом, который в резкой форме отказался указать поэта и цифрового художника Евгения Никитина в качестве соавтора работ на выставке писателя Владимира Сорокина, вызвал не только волну негодования в арт-сообществе, но и очередную дискуссию о статусе генеративного искусства. Критики наперебой рассуждают о правовых и этических основаниях поступка Гельмана, который, по их мнению, жертвует банальными правилами приличия в угоду прихотям рынка. В то же время художники и искусствоведы поражаются, насколько живучими до сих пор остаются идеи оригинальности и уникальности объектов искусства, ведь, казалось бы, в XXI веке «миф об Авторе» должен был окончательно раствориться. Философ Александра Танюшина рассказывает, как оформлялся этот миф и какова его судьба в эпоху цифрового творчества.

Автор понадобился культуре не сразу. В архаическую, античную и средневековую эпохи творца изобразительного произведения упоминали в крайне редких случаях — как исторического персонажа, политического или религиозного деятеля или, на худой конец, просто крупного авторитета. Само искусство в те времена выполняло преимущественно культовую функцию: оно существовало в тесной связи с религией, его демонстрировали в строго обозначенных сакральных местах (или в помещениях высокопоставленных господ вроде королей, царей и императоров, традиционно игравших символическую роль наместника бога на земле). Кроме того, в западноевропейском культурном дискурсе долгое время сохранялось противопоставление «artes liberales / artes mechanicæ», которое жестко разграничивало «высокое» свободное искусство и «низкое», то есть техническое, исполнение которого сначала отводилось наемным ремесленникам и рабам, а чуть позже цеховым подмастерьям. О возвышении фигуры Автора речи пока не шло.